Последние короли Шанхая. Соперничающие еврейские династии, которые помогли создать современный Китай - Джонатан Кауфман

и с крыши всю ночь. Весь Гонконг, заявил Лоуренс, увидит, что «Кадори все еще строится».

Через несколько недель Лоуренс узнал, что американцы сделали спутниковые снимки границы с Китаем и заметили Народно-освободительную армию Китая, продвигающуюся к Гонконгу. Солдаты остановились на границе. По Гонконгу поползли слухи, что Китай готовится к вторжению. Майкл связался с другом в американском посольстве, и ему дали посмотреть фотографии поближе. Он быстро доложил отцу. Коммунисты строили военные объекты, но они были обращены не в ту сторону — не в сторону Гонконга, чтобы подготовиться к вторжению, а в сторону от Гонконга, чтобы предотвратить попытки вторжения в город нелегальных войск или красногвардейцев.

Пока что Гонконг был в безопасности.

10. Последний тайпан

Китайский лидер Дэн Сяопин (слева) и Лоуренс Кадури

Китай упал, Гонконг вырос.

Каждый будний день в 8 утра две роскошные иномарки проносились по улице от дома Лоуренса на Кадури-авеню.

Приехав на своем «Ягуаре» из загородного дома в Боулдер-Лодж, чтобы позавтракать с братом, Гораций мчался в свою любимую Ассоциацию сельскохозяйственной помощи Кадори на холмах Новых территорий с видом на Китай или в свой офис в отеле Peninsula, где осматривал новую обстановку и украшения и обсуждал дополнения к международному меню. Шофер Лоуренса подвозил тайпана в спортивном автомобиле MG к пирсу, где Лоуренс садился на паром Star Ferry. Он пересек гавань и подошел к отделанному бронзой зданию St.

Джордж-билдинг, завершенный маяк стабильности, который успокаивал Гонконг во время беспорядков 1967 года. Из своего отделанного панелями, покрытого зеленым ковром угла с видом на гавань он руководил семейной империей, состоящей из электричества, недвижимости, фабрик, торговли и финансов. Кадуары стали первыми гонконгскими миллиардерами. Пакеты с деньгами, которые они отправили за границу в конце 1940-х годов вместе с беженцами, чтобы те инвестировали их в Австралию, США и Южную Африку, превратились в зарубежные офисные здания и торговые центры. В Гонконге Лоуренс расширил городскую электросеть и продвинул такие разнообразные проекты, как строительство туннеля в гавани и, по настоянию Горация, импорт более выносливой породы свиней. «Квартиры — это

освещаются коммунальными службами, контролируемыми Кадури, и часто покрыты коврами, изготовленными на ткацких станках Кадури», — писал The Wall Street Journal в 1977 году. «Туннель под гонконгской гаванью (соединяющий остров Гонконг с Коулуном и Новыми территориями) — это идея Кадури. А благодаря сельскохозяйственной программе, финансируемой Кадури, большая часть свинины и курицы здесь имеет клеймо Кадури».

Гонконг процветал. Он присоединился к «азиатским тиграм» экономического роста, используя смесь экономики свободного рынка и колониального правления, что позволило улучшить образование, расширить жилищный фонд и сохранить низкий уровень безработицы. К 1970-м годам доход на душу населения в Гонконге был в десять раз выше, чем в Китае. У него был пятый по загруженности порт в мире; если бы он был страной, то занимал бы двадцать пятое место в мире среди торговых экономик. Телевидение, радио и оживленная пресса подпитывали творческое и все более глобализированное население, бурно развивающуюся туристическую индустрию, и лидеров мировой моды и кино. Лоуренс хвастался, что фактически контролирует 10 процентов экономики Гонконга, поскольку почти каждая фабрика зависела от электроэнергии, как и миллионы потребителей.

В течение всего времени беспорядков в Китае, даже во время коммунистического

Вдохновленный беспорядками в Гонконге, Лоуренс старался не сказать ни одного плохого слова о Китае. Китай отказался признать «незаконные договоры» времен Опиумной войны, по которым Гонконг перешел к британцам, оставив угрозу, что он может захватить Гонконг в любой момент. Но он этого не сделал, потому что Гонконг был полезен. Как и Шанхай в начале века, Гонконг стал окном на Запад. Он давал Китаю возможность вести бизнес с западными компаниями и зарабатывать иностранную валюту, не заражая Китай капитализмом. Китаю нужно было место, где он мог бы «делать то, что не может позволить своему народу», — считал Лоуренс, — например, иметь дело с западными банкирами и инвестировать в недвижимость. «Наше будущее зависит от того, насколько мы будем полезны Китаю, и это единственная причина, по которой мы здесь». Он предостерег своих соотечественников-тайпанов от высокомерия, которое проявляли бизнесмены в 1940-х годах. Именно такое отношение в Шанхае «обрушило бамбуковый занавес».

Лоуренс поддерживал те контакты в Китае, которые мог. Он продолжал посылать деньги пожилым слугам в Шанхае, которые когда-то прислуживали семье Кадури в Мраморном зале. Он также посылал своих представителей на неофициальные встречи с чиновниками Нового китайского информационного агентства, которое являлось неофициальным посольством Китая в Гонконге. Публично Лоуренс с неослабевающим оптимизмом смотрел на будущее Гонконга и верил, что однажды вернется в Шанхай. Среди друзей и людей, которые навещали его по выходным в Боулдер-Лодж, он иногда вспоминал военные годы, унизительную смерть отца над конюшней семейного особняка. Любимое музыкальное произведение Лоуренса появилось в те военные годы, проведенных в тюрьме в Шанхае: Пятая симфония Бетховена с ее знаменитыми начальными нотами «да-да-да-дум». Лоуренс слушал эти ноты почти каждую ночь на закате войны, пробираясь из комнаты над конюшней в гостиную Мраморного зала. Это были ноты, которыми Би-би-си объявляла свои ежечасные передачи. Эти ноты и последовавшая за ними мощная музыка, по мнению Лоуренса, были стуком судьбы. Война, по его мнению, стала его судьбой и научила его тому, как мало он может контролировать. В 1970 году одна из газет спросила Лоуренса, правда ли, что он владеет компьютером размером с комнату и что, введя в него все необходимые исторические и политические данные, он уже знает с точностью до месяца, когда Китай вернет себе Гонконг, и произойдет ли это вообще. «Боюсь, вас неправильно информировали о моих способностях и способностях компьютера», — ответил он. «Никто из нас не предсказывает судьбу».

* * *

В Китае после Культурной революции страна лежала в запустении. Средний доход на душу населения китайских крестьян, составлявших 80 % населения, составлял 40 долларов в год. На одного человека производилось меньше зерна, чем в 1957 году. Технологии на заводах не обновлялись с 1950-х годов. Колледжи были закрыты в течение десяти лет.

Из-под этих обломков появился невысокий человек лет шестидесяти — всего на несколько лет моложе Лоуренса Кадури, — уже плохо слышащий и курящий: Дэн Сяопин. Суровый коммунист-революционер со стажем, Дэн поднялся на вершину китайского руководства после 1949 года, а затем был закален чисткой во время Культурной революции, которая сослала его в сельскую местность. Там он ухаживал за своим сыном, который был парализован после того, как его выбросили из окна красногвардейцы. Решив снова подняться, Дэн